Квартира в дом, многоэтажный дом запущена и стенами согрета
других квартир, и жизнями и светом других, возможно праздничных 
людей.
Там жизнь закрытая, понятая, пустая-полная, из тапок и шкафов 
с томами вечными, из ковриков и слов 
разборчивых и нет, 
но теплая, живая.

И детская стена. 

Цемент, провал, откос, отвес отвесный высотой шестнадцать
Ковер, и ледяных обоев мгла, 
стена - не зацепиться, отвязаться, ввязаться в бой, упасть, но не согреть, ничем ее ты не согреешь. 
Она мертвит, и холодом немеет рука и тело. Все, совсем одна. 

Цепляйся за ковер

Там за стеной мерцающая, воющая ночь, там страх, колючий мрак, тоска, злодейство, 
и равнодушный взгляд свершившиго убийство 
и в жизнь ушедшего, где нет уже тебя.

И вот ребенок вытолкнут, исторгнут из глубин согретых теплых стен к стене, всей серой.
К стене цемента, смерти и молчанья. И безнадежности. И сна у тех пределов ужаса и ветра, пустынь. 

Рука ребенка не согреет холод, рука ребенка не спасет умерших, рука ребенка не придет на помощь. 

Но есть стена. Стена хранит ребенка самого. Стена воздвигнута руками тех, кто жаждал жизни, жаждал защищать. 
Стена-забота, серая, пустая, холодная сама, не ждущая тепла, из мира мертвых, из мира призраков, как спекшаяся боль, отвесная цементная тоска. 

За ней ребенок. Вытолкнут 
в мир жизни, света и других квартир, и внятных и невнятных звуков, 
к заботе и теплу руки реальной, руки любимой, маминой руки. 

Стена!
Отталкиваясь от тебя, от мира мертвых, живу, 
и трогая тебя, 
другой рукой 
тянусь к любви.